Олеся Железняк: «Провинциальная» москвичка
ИЗВЕСТНОСТЬ молодой «ленкомовской» актрисе Олесе Железняк принесла главная роль в фильме Тиграна Кеосаяна «Ландыш серебристый», где ее партнерами были Александр Цекало и Александр Олейников. Потом Олеся сыграла в сериале «Провинциалы». И вот теперь ее можно увидеть в только что вышедшем на экраны «Побеге». При личной встрече Олеся производит впечатление абсолютной девчонки — смешной и непосредственной, при этом… во многом очень взрослой — все понимающей и тонко чувствующей.
— ОЛЕСЯ, ты — москвичка? У тебя слышен какой-то небольшой говорок…
— Я москвичка. А насчет говорка мне уже не раз говорили, хотя, откуда это взялось, я не знаю. Впервые на это обратили внимание в институте, на уроках стали спрашивать: «Откуда ты приехала?» И, честно говоря, одно время я так расстраивалась… Помню, как сказала своему педагогу по речи Антонине Михайловне Кузнецовой: «Все, как сговорились, спрашивают меня об этом». И она ответила: «Леся, я вас умоляю, на сцене это не заметно. Это ваша манера общаться». Недавно я была на радиоэфире, и редактор, до этого тоже преподававшая речь во ВГИКе, опять спросила: «Ты откуда приехала?» У меня даже настроение испортилось. Она дальше: «Сейчас я угадаю. Это точно не Украина, наверняка Малороссия». Я молчала, а потом сказала, что родители с Украины приехали, а я уже в Москве родилась, только в детстве туда ездила. Так она в ответ: «Ну вот, видимо, это последствия детства…»
— Как тебя занесло на актерскую стезю? До поступления в театральный ты чем-нибудь в этой области занималась?
— Нет, но я думаю, что каждого человека что-то ведет по жизни, и ты в какой-то момент обязательно встретишься с тем, что тебе нужно. Мама хотела, чтобы я стала экономистом, бухгалтером. Помню, что даже пошла в Плехановский, сдала экзамен по математике, на «два», и больше, естественно, туда ни ногой. После школы танцевала полтора года в училище культуры на хореографическом отделении. В глубине души было желание стать актрисой. Только не было уверенности, что это получится, ведь в школе я была очень застенчивой. В компаниях, на днях рождения всегда чувствовала себя неуютно, страшно комплексовала, стеснялась. Но в какой-то момент желание стать актрисой перебороло во мне комплексы. Я подала документы во все театральные вузы Москвы. В итоге поступила в ГИТИС и закончила курс Марка Захарова.
— Поступила — и сразу прошли все комплексы?
— Их стало меньше, но «обострения» периодически наступали. Как-то однокурсница пригласила меня к себе на дачу, а она была из очень интеллигентной семьи. К ним еще приехали гости, и я помню, что эти два дня были для меня сплошным мучением, и чем дальше, тем хуже. Когда они начинали говорить про каких-то писателей, я просто вжималась в стул. Помню, они говорили о чем-то из области политики, а у меня от внутреннего «зажима» началась форменная истерика. В самый неподходящий момент, когда речь зашла о какой-то катастрофе то ли в Ираке, то ли в Иране, я начала смеяться. Просто упала под стол и начала хохотать. Они ничего не могли понять, но, как культурные люди, делали вид, что не замечают этого. И это было еще ужаснее.
— Как родители отнеслись к твоему поступлению, и как они сейчас воспринимают дочь, уже довольно известную молодую актрису?
— Да никак. Папа лишь периодически спрашивал: «Ну как, дочь, на работе?» — «Нормально, папа». — «Ну хорошо». Я позвала родителей на премьеру «Ландыша серебристого». И папа пришел в такой шапке, какую я у него никогда не видела, огромной, как у Махмуда Эсамбаева, я не знаю, где он ее взял, может быть, где-то напрокат. Я сидела с мужем, а сзади — родители. Они весь фильм сидели, выпрямившись, как по струнке, с каменными лицами.
Фильм закончился, они встали, пожали мне руку, сказали: «Поздравляем, дочь! Спасибо тебе!» Я тоже начала жать им руки. Потом был банкет, а на следующий день я позвонила, и мама говорит: «Все нормально, детям понравилось (там были мои племянники: пяти и четырех лет), они смеялись». И я: «Мам, ну а я тебе понравилась?» В ответ: «Ну что ты все пристаешь, Олеся? Ну нормально».
— Наверное, нелегко было после института попасть именно в «Ленком» к Захарову?
— Это случилось совсем неожиданно. Дело в том, что, будучи студенткой четвертого курса, я играла в «Ленкоме» в спектакле «Мистификации» крошечную роль Елизаветы Воробей. Однажды мы с Марком Анатольевичем Захаровым ехали в лифте. Потом вместе вышли, идем по коридору, и он меня спрашивает: «Ну, а ваш портрет уже висит в фойе?» Я говорю: «Нет». А он: «Надо сфотографироваться». Потом ко мне подошли из режиссерского управления и сказали, что надо сфотографироваться для фойе. Вот и все. Так я попала в «Ленком». Никакого официального приглашения не было.
Сцена из спектакля «Укрощение укротителей».А Марк Анатольевич вызывает у меня пограничные чувства. И потому бывает, что он мне что-то говорит, а я даже не понимаю, о чем. Помню, как-то он остановил меня в коридоре, и мне это было так приятно, что я смотрела на него и чувствовала, как у меня аж глаза увлажнились. Он ушел, а я с невероятным ощущением захожу в гримерку и думаю: «Боже мой, о чем он мне говорил? Что он меня просил сделать? Что я делаю не так в спектакле?» Признаюсь, что я мысленно разговариваю с Марком Анатольевичем. Я делилась этим с коллегами, и, оказывается, у них бывает то же самое. Так что, слава богу, это происходит не только со мной.
— Многие молодые актеры говорят, что самое нервозное в их профессии — проходить пробы. Это действительно такой большой стресс?
— Для меня да. Например, недавно я проходила пробу, и гример посмотрела на меня и та-ки-и-м тоном произнесла: «С такой кожей отдыхать много надо. — И дальше: — А синяки — это что: недосып или постоянная история?» А я сразу теряюсь и даже не нашлась что ответить. Наконец меня накрасили, приходит фотограф и говорит: «Улыбка». К этому моменту я уже зажалась. Он убирает фотоаппарат и говорит: «Тебя мимике не учили?» Я сижу и понимаю, что просто профнепригодна. А он: «Ты где училась-то?» «В ГИТИСе, у Захарова», — отвечаю. И он гримерше: «Тань, ты видишь, их не учат мимике в ГИТИСе». И еще как-то пробовалась на фильм об Александре Пушкине. Меня посадили под портрет Татьяны Лариной, и я подумала, что это предзнаменование. Перед этими пробами ужасно волновалась, ночь не спала. А на меня режиссер посмотрел и со вздохом сказал: «Понимаете, девушка, нам нужна такая героиня, чтобы от нее голову потерять можно было. А вы… извините…» Я сначала не поняла, ведь всю ночь готовилась, думала: «Я Татьяна, Татьяна» (смеется). А потом вскочила, стала ему руки жать, говорить: «Ничего страшного, не волнуйтесь». У меня подобных историй — миллион.
— Говорят, актерам часто снятся страшные актерские сны…
— И мне тоже — периодически. Например, снилось, как я иду по Цветному бульвару, и вдруг какой-то голос мне говорит: «Все собрались на спектакль, сейчас он начнется». Помню вот это ощущение, когда ты понимаешь, что без пяти семь, успеть невозможно, и я начинаю бежать. Просыпалась в холодном поту от этого ужаса. Или снится, что у всех есть костюмы, а у меня нет, а спектакль начинается, и он исторический. Или снится, что идет спектакль «Мистификация» и Марк Анатольевич по рупору говорит: «Железняк, вон из театра». Просыпаешься — и действительно страшно. Текст я на сцене, тьфу-тьфу-тьфу, никогда не забывала, это случалось на репетициях и в институте. В институте на чтецком вечере я вышла, сказала три предложения и забыла текст. И не просто забыла, а напрочь, вообще, про что читаю, как будто у меня все очистилось, и ты немая и совсем не можешь говорить. Было очень страшно.
— Первые цветы помнишь?
— Это было еще в ГИТИСе. Мы играли «Мастера и Маргариту», и одна тетенька принесла цветы в небольшом бумажном пакетике. Это было так неожиданно, удивительно. А однажды на «Жестоких играх» женщина подарила мне один скромный цветочек. От жары в зале он немного подвял, но было очень приятно. И вот это я до сих пор помню.
— Олеся, твой муж Спартак Сумченко тоже актер. Не тяжело — два актера вместе? И не ревнует ли Спартак тебя к большему успеху?
— Не тяжело. Во-первых, у него тоже все нормально складывается, во-вторых, у меня нет такого уж большого успеха. К тому же в семье мы это не обсуждаем. Профессиональная жизнь остается за порогом нашего дома.
— А как у вас быт устроен?
— Что-то делаем вместе, а вот готовлю только я. Причем люблю делать блюда, которые требуют времени и терпения, например борщ, плов, пирожки. Я таким способом поднимаю себе настроение. Мне кажется, в кулинарном искусстве есть какая-то магия, например в том, как смешивать приправы и специи. Правда, Спартак не очень любит приправы и просит меня готовить что-нибудь попроще. Я люблю все мучное, сладкое: пирожки, булочки, тортики. Недавно узнала рецепт потрясающего творожного пирога и теперь все время его пеку. К счастью, пока все ем и не поправляюсь.
Марина ЗЕЛЬЦЕР